И вот это уже нельзя было исцелить его собственным колдовством или микстурами в кабинете целителей. Эта зараза сидела в самом существе Абрахама, и медленно изматывало его, все больше и больше подчиняя беспросветной циничности.

            Абрахам знал, что его упоение болью, это самобичевание длиной в остаток жизни не продлится долго и будет нарушено. Как всегда – ворвется эта Стефания, затараторит свои глупости, начнет докладывать о чем-то совсем незначительном – отвратительно! Отвратительна ее молодость, её радость и её беспечность. Сегодня она опоздала из-за какого-то пустяка, но как может она себе позволять эти пустяки?

            Почему какая-то Стефания, переведенная из архивных отделов к нему в помощницы-прислужницы с уровнем заданий принеси-подай-понюхай, может позволять себе эти пустяки, а он – Абрахам, подающий когда-то надежды маг, а ныне лучший охотник церковников на всю магическую братию – нет?

            Впрочем, Стефания – это еще не худший вариант помощника – в худших вариантах Абрахам понимал весьма и весьма значительно. Конечно, он знал, что Стефания докладывает Рене обо всём, что видит, но, нужно отдать ей должное, в отличие от других, она не лезет по ящикам и столам Абрахама в попытке выяснить что-то важное; во-вторых, ей стыдно.

            Да, Абрахам отчетливо чувствовал её стыд, и видел, что она хочет даже признаться, пока есть еще безгрешность, пока она не наткнулась на какие-нибудь сведения, которые Рене всерьез сможет использовать.