-Исчадие-е! – завопил Ронове, бросился к постели, намереваясь отломить хоть деревяшку от спинки кровати, лишь бы было у него оружие против этой богомерзкой отвратительной твари.
Филипп захохотал. Лицо его вернулось в прежний вид, он стал похож на человека – очень красивого, только холодного и скованного, такого же тщедушного. Ему было весело от страха Ронове, от ужаса затравленного зверька, находящегося полностью во власти самой смерти.
-Не тряситесь, священник! – Филипп скривился, наблюдая за тем, как лихорадка бьёт всё тело Ронове, как безумно он рыщет по карман, ища распятие. – Никто вас без суда не сожрёт. Вот явится хозяин, с ним и говорите! А пока не дурите… мы шуток не любим. Ваших шуток уж точно.
Филипп, уже не скрывая оскала, проследовал к дверям, не обращая внимания на всё ещё трясущегося от омерзения и страха Ронове. Но у самых дверей, растягивая садистское своё удовольствие, обернулся и посоветовал приторно-ласковым тоном:
-Знаете, наш хозяин очень любит формальности. Услужите ему, если не хотите попасться на его клыки в первые же два мгновения, обращайтесь к нему как того требует этикет. Вам, он может быть незнаком? Что же, я подскажу. Называйте его «ваше сиятельство», как и подобает называть графа или же «господин», как полагается человеку слабому, находящемуся на краю гибели.
И Филипп исчез из клети Ронове в прекрасном настроении. Ронове взглянул на потолок, смаргивая слёзы:
