Там она поднимала руку на магическое отребье, и теперь оказалось, что она – одна из этого магического отребья и это её надо жечь, вытаскивать из постели пинками и заносить в карточки с пометкой «уничтожена», подписью и датой.

            И это всё – личное и трагическое, помноженное на отсутствие Ронове, на вскрывшийся заговор Церкви Животворящего Креста и Магической Цитаделью – лишило Стефанию последней опоры. Её жизнь – ложь, её происхождение – ложь, она сама – явление чьей-то лжи и чьей-то ошибки.

            Этого нельзя вынести. Не сразу, не потоком.

            Стефания не имела долгого колебания. Ноги были ватными, но решение твёрдым. В кармане плаща лежал кинжал – каким-то чудом забытый или оставленный случаем. Собравшись с силами, она поднялась, встала, даже попыталась ответить спокойно и сдержанно, чтобы ей не помешали, чтобы не попытались спасти.

            Сколько было у нее времени? Минуты три-четыре, пока никто не заметит отсутствия. Еще минуты две на сомнение и подозрение и еще минута на обнаружение? Шесть-семь минут – это слишком много и слишком хорошо для быстрого ухода. Стефания знала, что если она не дрогнет – всё закончится и там пусть небо судит её поступок, её происхождение и грех.

            И всё это бы удалось, если бы у Базира не было сестры, которую он не сумел спасти, от которой когда-то отмахнулся и из-за гибели которой у него зародилось чувство вины. Но она была. И Базир, учуяв что-то знакомое, учуяв не умом, а чем-то внутренним, более глубоким, последовал, чувствуя себя очень странно, за Стефанией.