-Ты, — Абрахам повернулся к ней как раз в тот момент, когда близко было рассуждение о спасительной темноте, — выйди из эфира его чар и займись делом. Ты на работе!

-А… — Стефания мгновенно отшатнулась от Ронове, отчаянно краснея. Она была уверена в том, что Абрахам про нее не вспомнит, но он, как всегда, был себе на уме. – Да?!

-Что ты там написала про Казота? Подробно?

            Казота?! Ах да! Стефания уже и забыла, что всего несколько часов назад она тщательно подбирала строчки торжественного и яростного донесения.

-Он просто…

-Ясно, — Абрахам не дал ей договорить. – Сейчас помощники и охотники идут в  зал совета. Тебя это тоже касается, болезная!

-Да не груби ты так! – Ронове был недоволен таким обращением Абрахама со Стефанией. – Она тебе не…

-Нет! – Стефания сама остановила всякое заступничество Ронове. Ему не понять было того, что поняла Стефания – для Абрахама не существует более мягкого обращения. Он просто не умеет иначе говорить с людьми.

-Что «нет»? – Абрахам прищурился, — совсем спятила, курица? Пошли работать!

            И сам подал пример. Стефания, чувствуя себя виноватой, взглянула на Ронове:

-Вы…прошу прощения. Но вы не заступайтесь.

-Как не заступаться? – удивился Ронове. – Этот ужасный человек сыплет оскорблениями. он может быть лучшим охотником, но что толку от этого, когда…

-Это всё-таки не ваше дело, — Стефания повернулась и, чувствуя, как слезы жгут глаза, пошла прочь, стараясь не натыкаться ни на кого. Это было нелегким делом – все спешили, кто в часовню, кто на рабочие места, кто на заседание.