И она продолжилась. Вот только теперь мир рушился. Всё его существо умирало от этого жесточайшего обмана.

-Скажи! – взмолилась Стефания. Рене, надежно спрятав бумаги за отворот плаща, оттянул её в сторону и сам положил на плечо Абрахама руку.

-Мы должны продолжить нашу борьбу за крест. Сейчас…

-Да уйди ты! – забыв свое опасное положение и страх быть обнаруженной, закричала Стефания и Рене, убрав в мгновение руку от плеча Абрахама (тот не шелохнулся и на крик Болезной), зажал ей рот руками:

-Умолкни, идиотка несчастная!

            Стефания бешено вращала глазами и, осознав свой проступок, не сделала попытки освободиться.

-Я вообще не желал тебя брать с собою. Я хотел взять только Абрахама, надеясь, что его магия и сила поможет мне добраться до западного оплота креста, ты же, как обуза, как ветошь, от которой…

            Он осёкся, но не потому что слова показались ему жестокими, а потому что позади, в темноте деревьев явно зашелестела трава. Утро было безветренное, тихое, холодное, а шелест раздался слишком очевидный.

            Рене отпустил Стефанию, та, потеряв опору, упала на холодную землю, но не сделала попытки подняться. Дрожь не унималась. Она чувствовала, как распадается внутри неё всё то, что она выстраивала годами, с самого детства оказавшись в Церкви.

            Шелест не напугал её. Сейчас, оказавшись на земле, Стефания поняла, что не боится возможной смерти, а даже приветствует её – умереть не так страшно как жить, не зная как навести порядок в мыслях, как прогнать эту тошнотворную, вязкую и едкую правду, пеплом застывшую на языке.