Встретились они раньше. Времени на сборы было дано с лихвой. Делин страшно нервничала и Клемент заметил:

-Ты бы не шла, раз трусиха!

-Пошел ты! – огрызнулась Делин со слезой и обидой. А как можно было удержаться от обиды, когда родной брат так жесток?

-Да я-то пойду, а ты бы не шла…- хмыкнул Клемент, вглядываясь в Ронове с любопытством. На фоне Абрахама – мрачного и зловещего, Ронове казался еще приятнее и добродушнее.

            Абрахам же, спускаясь вместе со Стефанией, вдруг спросил:

-Замерзла?

-Сейчас? – удивилась Стефания, — да нет, но…

-На совете —  замерзла?

-А… — Стефания спохватилась, — да, было немного.

-Почему промолчала? – спросил Абрахам тоном дознавателя. – Промолчала и не пересела?

-Я не знаю…неловко, — Стефания нервно хихикнула, ощущая себя еще большей идиоткой, чем прежде.

-Никто тебе ничем не обязан. Будешь молчать – жди страдание, — бросил Абрахам и миновал последний пролет лестницы, чтобы оказаться нос к носу со своими соратниками.

            Стефания только хлопала глазами. Человечность Абрахама, его внезапные уроки в жесткой и суровой манере были странным явлением, и она никак не могла к этому привыкнуть и даже не знала, как реагировать.

-Все? – спросил Абрахам, оглядывая собравшихся. Ронове – собранный и сдержанный, Клемент – нетерпеливый, Базир – бесцветный, Делин – бледная, губы плотно сжаты, Стефания – болезная и, наконец, Рене – зеленоватый, напуганный.