-Наши.
-Угу, — буркнул Ронове и натянул поводья, — поторопись! Если мы еще можем что-то сделать, у нас не так много времени.
Базир послушался. Они не знали, куда податься и что делать, на какую звезду надеяться. Предала ли Стефания? Предал ли Рене? А Абрахам? Где личная воля, где воля чужая? Где расчет, где страх? Что было правдой, а что было спасительной ложью? Всё сплелось в клубок ядовитых странностей, ни у кого не было даже искреннего понимания о том, куда могли податься…беглецы? Предатели? преступники? Безумцы? Заколдованные жертвы?
Но нужно было ехать. Нужно было мчаться. Нужно было мчаться во весь опор, чтобы потом честно сказать, что были предприняты все попытки для того чтобы если не спасти, не узнать правду, то, хотя бы, поверить в то, что бежавшая троица невиновна. Все против них, но все неожиданно и против совета. Абрахам годами был в совете, годами сидел за одним столом с тем же Константином! Как и Рене.
Так что же вдруг? Почему сейчас? Почему предательство? Почему Церковь отказывает в суде и в шансе на милосердие, призывая к немедленной каре всей троицы, не желая даже слушать и допустить мысль о невиновности? Насчет Абрахама понятно – он давний враг, тот, кому нет веры. И здесь можно понять почему Церковь применила нечестные методы, желая его опорочить, но как в этот клубок попали тихая Стефания и трусливый Рене? А главное: что теперь делать?
