Он осекся, наверное, увидел в глазах Стефании что-то такое, что боялся увидеть, но всё-таки закончил:

–Ту целительницу.

–Жаль?! – Стефания вскочила. Ярость первородного гнева накрыла её страшным покрывалом. – Как можешь ты жалеть, нет, как смеешь ты жалеть недостойных, погрязших во тьме, отринувших Бога грязных магов? Всякое начало божественной природы не принимает магию! Бог не был магом, и не провозглашал их равными людям, а значит – это адепты тьмы, и их надлежит уничтожить. Они пьют нашу кровь и кровь наших детей, питаются нашей плотью, травят, наводят порчи и пользуются…

–Это война, – тихо сказал Казот, оправившись от первых звуков ее крикливого возмущения. – Нельзя судить обо всей армии по нескольким солдатам. Среди нас, церковников, тоже хватает подлецов?

–Тоже? – у Стефании от гнева даже краска схлынула с лица, она стала мертвенно–бледной, – да как ты смеешь! Как ты смеешь называть слуг Животворящего Креста подлецами? Да ты…

            Она задыхалась от ярости, которой не могла отыскать достойного применения. Глупец Казот! Как мог он говорить так богохульно, подвергая сомнению устоявшийся уклад борьбы и заповедей Животворящего Креста? Как смел он…

–Да я буду жаловаться! – Стефания торжествующе ткнула пальцем в его сторону, – ты ответишь перед советом!

–Я просто сказал, что мне жаль ту целительницу. Она была еще молода, и она ведь не колдунья, не вампир. Что, если она, на самом деле, только лечила?