Но она не остановилась и даже не оглянулась. Бежать было проще. Она бежала, сама не зная куда, бежала, бежала, чудом не путаясь ни в какой траве, бежала в темноте собственных чувств, не думая, не обращая внимания на окружающий мир, и влетела в какую-то мелкую рощицу, свернула в кустарник и тут, наконец, упала носом в землю.

            Встать Стефания уже не смогла. Разгорячённое тело свернулось трусливо и жалко ничком, она поджала под себя ноги и тихо заплакала, зажимая рот грязной рукою.

            Она была убита своей собственной трусостью и всем произошедшим. Где-то глухо и далеко ныл ушибленный бок и чуть повреждённая в прыжке нога. Но Стефания верила, что заслужила это за свою трусость, слабость и глупость.

            Она не сделала ничего, чтобы спасти человека, который так заботился о ней и пострадал из-за неё.

24.

                Куда она пошла и как вообще поднялась на ноги? Где вообще оказалась, оторванная от привычного мира, лишённая всякой компании и внутренней опоры? Без поддержки, без дружбы, без наставника, один на один с ядовитыми мыслями о собственной подлости и трусости, на дороге, которую не знала?

            Ни разу Стефания не уходила так далеко от Церкви Животворящего Креста, ни разу не оказывалась одна в своём пути, и никогда ей не было ещё так плохо.

            Но иногда приходится постигать то, что не было постигнуто прежде. Приходится вставать с земли и идти, не зная дороги. Впрочем, ход ли это? Тело ломит, ноги болят, дрожат, а глаза едва ли различают что-то в зарождающейся, пусть ещё и очень слабой, рассветной хмари.