Ариэль еле держалась, чтобы не пустить слезу, — она с горечью осознавала, что не в силах помочь возлюбленному, — но держалась и пыталась строить одновременно и сострадающую гримасу, и ободряющую, но не знала, получалось ли у нее…

— А что же теперь будет с нами? — скрепя сердце, спросила Ариэль, боясь услышать ответа. Она знала, что этим вопросом причиняет боль не только себе. Но девушка была слишком обеспокоенной, чтобы не задать его.

Ответа не последовало: лишь грустная ухмылка Клинтона и его руки, сильнее сжавшие девушку.

— Клинтон… — прощебетала та и уже не смогла сдержать слезу, на которые Клинтон не мог смотреть. Его сердце обливалось кровью, ведь так больно смотреть на слезы той, для которой готов был покорить самую высокую гору. Ему было больно осознавать, что он был беспомощен — возможно, даже жалок. Хотя он был уверен, что Ариэль не столь меркантильна, как ее родители. Что она любила его любым. Но имело ли это значение? К сожалению, это только мешало… Клинтон даже хотел, чтобы та нашла достойного мужчину, который смог бы ее обеспечить. Но он не осмеливался произнести это вслух, зная, какими словами оборвет его Ариэль.

Клинтон остановился и посмотрел на Ариэль, как в последний раз. Он надеялся, что они еще увидятся. Что их любовь не оборвется в этом месте! Но он не мог быть до конца уверенным, ведь его жизнь стала такой непредсказуемый — и, к сожалению, совсем не в хорошую сторону. Поэтому он смотрел на Ариэль, запоминая каждую деталь ее милого лица: пухлые алые губы, над которыми красовалась миниатюрная родинка, ровный нос, еле заметные морщинки на лбу и глаза, которые выражали всю боль… Он не хотел запоминать ее такой грустной. Клинтон желал всегда видеть ту счастливой, но понимал, что девушка была искренна и не пыталась спрятать свои чувства. А он хотел запомнить ее настоящую. Поэтому ее карие отливы, словно корни увядшего дерева, он запечатлел у себя в памяти навсегда.