На удивление, Ариэль больше ни плакала, ни кричала и ни проклинала умершего отца Клинтона. Она просто смотрела в окно, наблюдая за стекающими каплями по стеклу и вспоминая тот дождливый день, который разорвал ее сердце. Может, подумала она, вскоре я не сдержусь и взорвусь: мои слезы, наполненные болью, потекут с небывалой силой. И она держалась, опрометчиво считая это проявлением силы. Хотя Ариэль не осознавала, что таким образом скрывала свои слабости…
Весь день Ариэль просидела в пустых мыслях. Ее завтрак и обед по-прежнему желали лучшего, но она поела суп и курицу — это был уже успех, по мнению мисс Шелтон. И когда время подходило к пяти, миссис Бекер проверила дочь.
— Ты готова? — с недоверием спросила мать, зайдя в комнату Ариэль.
Ответа не потребовалось, потому что Ариэль сидела в пышном красивом платьице, которое она бы ни за что в жизни не надела для своего удовольствия, потому что не признавала столь дорогие платья. Миссис Бекер считала это дурным вкусом, но исправить этого не могла. Ариэль всю жизнь была слишком самостоятельной и, наверное, даже избалованной – так размышляла миссис Бекер. Но истинные причины женщина знать не желала. А зачем, если она знает лучше дочери?..
И так всю жизнь… Сколько Ариэль не говорила, что она не хочет, что ей неприятно, что она просто не в силах это сделать, родители говорили «надо», не обращая внимания на слезы дочери. Ариэль одновременно и любила, и ненавидела их, потому что считала, что они слишком лезли в ее жизнь, пытаясь создать из нее идеал. Но девушка понимала, что родители так воспитаны — и с этим ничего не поделаешь. Она просто мечтала о том, что однажды Клинтон заберет ее навсегда и ей больше никто не будет указом. Если для родителей роскошью были дорогие платья, люстры, украшенные драгоценностями, то для Ариэль роскошью была — свобода. И, к сожалению, она не могла похвастаться ее наличием, как бы не хотела.
