Но и сегодня я еду, пытаясь наслаждаться поездкой, но в голове у меня лишь терзающие мысли, которые я никак не могу прогнать. Мои переживания слишком трепетные, отчего руки дрожат, но я пытаюсь — правда, пытаюсь — быть спокойной. Патрик же, наверное, чувствует то же, что и я, потому что на протяжении всей поездки мы не говорим ни слова, будто до сих пор приходим в себя.

Боже, бедная Камелла! Как ее угораздило?!

Я прижимаюсь сильнее к Патрику от ярого желания почувствовать его тепло, которое меня и вправду успокаивает. Отчасти и я хочу его успокоить, потому что вижу в этом нужду — я уверена, если на лице его ничего нет, то внутри все наизнанку выворачивается. Он меня не проведет.

И почему-то мне кажется, что ему и вправду легче, когда я кладу голову на его спину и прижимаюсь руками. Я чувствую, как он дышит реже и медленно выдыхает. Это успокаивает и меня, поэтому мое сердце теперь бьется реже. Именно так мы доезжаем до больницы, все равно не проронив ни слова.

Зайдя в здание, Патрик разговаривает с женщиной на входе, чтобы нас впустили. Я же рассматриваю множество людей, докторов в белых халатах, ослепляющие белые потолки и не менее блестящие стены. Мне все это напоминает рай из фильмов, вот только здесь пахнет не так приятно.

— Нам на четвертый этаж, 202 палата, — говорит мой коллега, взяв меня за локоть и потащив за собой.

Я слушаюсь Патрика и просто иду, не задумываясь о том, туда ли он идет. Я доверяю ему.