Огромный дом, вечно шумный, но такой уютный и родной… «Чей же?» — обычно спрашивают приезжие, обязательно проходящие именно мимо него, как будто другой дороги на них нет! Или еще, знаете, выйду со двора в охотничьем костюме, — хотя я всегда так хожу, не охотничий он вовсе — и тут же какой-то важный тип, а по совместительству полное хамло, крикнет:
— Эй, мальчишка, не подскажешь, Образцов Григорий Петрович у себя?
— Не подскажу! — рявкаю я. — Тон смените, сударь.
— Да как ты смеешь!
Я снимаю с волос ленту и тут же из мальчишки превращаюсь в графиню Образцову с пылающими от гнева щеками и горящими искорками зеленых глаз. Сударь меняется в лице, кланяется и лепечет:
— Простите, барышня, не признал, уж больно… Интересно одеваетесь…
— Вам отец нужен? — перебиваю я. — Он на службе, подходите к семи. И купите очки, ей-богу.
— Слушаюсь…
Смешно смотреть, как потом это хамло возвращается и уже с испугом косится в мою сторону. А как не коситься! Всякий знает, что родители ярко реагируют на любые «покушения» на свою единственную дочечку. Хотя… Скорее, матушка. Папа пусть и именитый чиновник, а все же в нашем доме заправляет именно мама, и плевать ей хотелось на правила. Говорят, в XVIII веке женщины ни во что не ставятся, но знаете, моя мама удивительная. В свои тридцать шесть выглядеть на восемнадцать, держать все процессы в доме под своим контролем, воспитывать целую меня и к тому же успевать быть сразу на всех приемах и производить там фурор — это не каждый сможет… Хотя чего меня воспитывать — я и так человек высоких моральных качеств, а вот эти вот слова мамы, мол, «я вся в отца» и «надо вести себя прилично, а не так, как я» — по-олный бред.
— И как мы тебя замуж такую выдадим?! — в ужасе кричит мама каждый раз, когда видит, что мы с Пашей снова подрались или еще чего похуже.
— Да на кой мне ваше замужество! — отмахиваюсь я. — Ну, на худой конец, Пашка возьмет.
— Обязательно, мелкая, только подрасти сначала, — усмехается друг.
Паша… Такой близкий, такой родной. Своим счастливым детством я обязана именно ему. Этот балбес здорово повлиял на мои привычки и характер… И научил творить глупости. Однажды… Господи, когда ж это, неужто два года назад было? Как время летит! Итак, однажды мы задумали спустить на воду папин макет корабля. Глупая идея? Глупейшая. Но весело же! А фрегат такой красивый: белые паруса, безупречные корпус, палуба, даже пушки там выглядывали из отверстий. И над этим великолепием гордо высился флаг российского флота.
— Мелкая, я, конечно, не эксперт в планах, но нам нужен сторож на случай, если твой папа вернется, — пробормотал Паша, внимательно смотря на фрегат и прикидывая, как мы его потащим. Вернее, как он потащит.
Я задумалась, но тут же хлопнула себя по лбу и помчалась за подмогой. Вскоре я притащила служанку Марусю, которой мы строго-настрого запретили пускать отца в кабинет раньше определенного времени.
— Да как же я… Матушка, барин! — испуганно лепетала девушка. — Ведь выгонит!
— Не выгонит, весь удар после возьмем на себя, — убеждал Паша. — К тому же, вероятность его скорого возвращения равна одной миллионной! Ну пожалуйста!
— Глупая, глупая затея! — верещала Маруся, а я уже потеряла всякое терпение:
— Духи хочешь новые?
— Розовые? — у девушки сбилось дыхание. Я усмехнулась:
— Розовые. Новые, только позавчера отец подарил. Согласна?
Маруся поколебалась, но желание привлечь своими ароматами противоположный пол взяло верх, и она неуверенно кивнула. Мы обрадовались и, схватив несчастный фрегат, побежали к пруду. Целый час мы играли и представляли себя великими мореплавателями, но веселье закончилось, когда у фрегата отвалилась мачта, а все потому, что Паша случайно приложился им о камень. Каким образом это случилось, друг не понял, однако теперь наше предприятие из детской шалости превратилось в серьезную авантюру.
— Может, мы его утопим, а Григорию Петровичу скажем, что кто-то украл? — задумчиво предложил Паша, и я от злости стукнула его по башке. — За что!
— Думай, что говоришь, балда Раевская! — взвизгнула я. — Фрегат-то наш, а не твой! Мне его жалко! Починим и ладно, только надо как-то незаметно…
— Ох, уж эта твоя вычванивательность!
— Ты сам-то понял, что сказал?
— Понял, но лишь бы ты поняла, что затея с починкой глупая, нужно придумать что-то другое!
— Так придумай, гений!
Мы перешли на визг, дело чуть не дошло до тумаков, но вдруг из-за дерева вышел папа и с иронией прервал наши обсуждения:
— Какие-то проблемы, моряки?
Мы замерли и медленно повернулись на голос.
— Маруся? — зло спросила я, и папа кивнул. — Дура, не видать ей духов.
— Духи — хорошая взятка, доченька, но не тогда, когда есть тот, кто может дать или отнять больше, — поучительным тоном сказал отец и присел на корточки около бедного фрегата. — Испортили корабль?
— Немного, — буркнула я. — Мне стоило быть осторожнее.
Паша прищурился, но смолчал.
— Значит, твоя вина? — папа вздохнул. — Ничего, отнесешь мастеру — починит… А про ругательства твои отдельно поговорим. Ну, что встали? Саша, бери мачту, а ты, Паша, все остальное, и вперед, с песней… Моряки недокроенные.
Мы приуныли и потащились домой. Но, конечно, папа у меня замечательный. Вот так просто и без криков решить проблему! Мама бы уже весь двор на ноги подняла, честное слово… А Пашины родители вообще не обратили внимание на нашу выходку: сын домой вернулся и слава богу, а где он был и что делал — это уже другая история.
Семья Раевских — удивительная семья. Сколько себя помню, ни разу ни Маргарита Алексеевна, ни Николай Евграфович в жизни не интересовались, где шляется их отпрыск. Зато Маргарита Алексеевна очень любила и любит забрать мою матушку на долгую увеселительную прогулку в какой-нибудь парк, в то время как папа с Николаем Евграфовичем запросто могут под водку и хорошую закуску пообсуждать дела службы, охоту или прочие развлечения.
Я много раз забегала к Паше, и каждый раз меня там встречала разодетая во все существующие ткани львица, ласково улыбалась мне и предлагала выпить кофе. О том, чем мы занимаемся, где бродим, никто так ни разу и не спросил. Мне кажется, пропади мы пропадом в какой-нибудь канаве, мои родители спустя полчаса поставили бы на уши всю Россию, а Раевским хоть бы хны. Наверное, отчасти поэтому Паша порой резкий да равнодушный — есть в кого… А я, конечно, в отца. Конечно-конечно, это же он у нас любит повышать голос и командовать, да, матушка? А то как же…
А все-таки хорошо, что я выросла. Конечно, четырнадцать лет — это еще не взрослая, но уже вполне самостоятельная девица… А однажды мне стукнет двадцать, я стану красивой и влиятельной дамой! Паша все время на такие мои мысли смеется и щелкает меня по носу:
— Ты — дамой? Не смеши меня, мелкая. Ты как была мальчишкой в юбке, так им и останешься.
— Ну и ладно!
Впрочем, это прозвище — «мальчишка в юбке» — почти отпало, когда я явилась на бал. Раньше я особо не интересовалась приемами, но в честь четырнадцатилетия матушка затеяла огромный праздник, как будто это не у меня были именины, а у нее. Естественно, не покрасоваться в платье и не выпить сказочного шампанского я не могла, поэтому ровно в пять часов вечера я влетела в залу в новом наряде, пошитом специально к балу, с незамысловатой, но очень милой прической, совсем без косметики и красными от радости щеками. Матушка при моем стремительном и бесцеремонном появлении со вздохом прикрыла глаза и покачала головой, а Паша, стоящий в компании хорошеньких девиц, уронил бокал как раз в паузе между игрой музыкантов, поэтому звон разбитого стекла услышали все гости, и прозвучало это, уж поверьте, очень эпично.
— Женюсь, — тихо сказал Паша, а девицы только недоуменно переглянулись. Но я этих слов не слышала, да мне и неинтересно было: я поздоровалась с гостями и оказалась прямиком около друга.
— Ну как я тебе? — весело спросила я, чуть не подпрыгивая от восторга.
— Восхитительно. Ангажирую тебя на все танцы, это не обсуждается, — быстро ответил друг и, взяв мою руку, повел меня в центр залы. Я даже возразить не успела!
Вечер был потрясающим: мы смеялись, танцевали, пили шампанское и вообще чувствовали себя самыми счастливыми людьми на свете. А потом наступил самый черный день в моей жизни — Пашу отправили учиться.
Что такое мои записи? Капля в море литературы. Но эта капля делает меня счастливой.
