Решив опустить эту проблему и посчитав, что я лягу, как и планировала, обращаю свое внимание на сообщение от мамы, которое мне только что поступило.

«Милая, как там дела? Ни звонишь, ни пишешь, все в порядке?» — пишет она.

Я тяжело вздыхаю, опрокинув голову на подушку, словно в этот момент все мое тело обездвижено. Я просто хочу лечь спать, несмотря на то что в сон меня уже не клонит, но как же мне не хочется разговаривать с мамой, делиться впечатлениями о музее, словно та мне неродная. Возможно, я просто не только устала физически, но и эмоционально опустошена, поэтому хочу просто заварить зеленый чай и выпить его, укутавшись в красный плед.

Наконец собрав в себе силы, я пишу:

«Не переживай, все отлично. Как ты и говорила, меня приняли. Завтра первый рабочий день».

Я только хочу отправить сообщение, но мысль, что мама, скорее всего, тут же мне позвонит, останавливает меня, поэтому я сохраняю письмо в черновик, чтобы отправить его потом. Сейчас у меня нет никакого желания общаться хоть с кем-то, потому что после сна я всегда такая раздраженная, что лучше со мной не разговаривать.

Поэтому спустя две минуты мычаний я переодеваюсь в домашнюю одежду, прохожу в кухню, где включаю свет, который режет глаза. Я решаю посмотреть в окно, пока кипятится вода.

На улице уже темно: только благодаря почти оранжевому свету фонариков можно разглядеть людей, идущих с работы, и танцующие под действием ветра деревья, которые продолжают сбрасывать разноцветные листья. Я с сожалением вздыхаю, потому что пока не могу увидеть всю красоту ночного Лондона, ведь она спрятана где-то в центре, куда у меня так и не получилось съездить по причине того, что совсем нет на это времени. Но на выходных я обязательно там прогуляюсь, поэтому записываю в свой несуществующий ежедневник в голове этот пункт.