— Папе тяжело, он слишком долго жил в своей голове, милая. Но я думаю, скоро он свыкнется и обязательно позвонит тебе.

Я кусаю губы и закрываю глаза, пытаясь снова не вогнать себя в состояние мученицы — переживаний и эмоций на сегодня, пожалуй, хватит. Из меня выжили все соки — а это еще даже не конец.

— Просто… Неужели работа важней единственной дочери? — шепчу я.

Слышу тяжелый вздох. Такой тяжелый, что я хочу упасть на пол, поддавшись боли маленькой девочки, которая до сих пор сидит внутри, пытаясь доказать, что она все может. Что она достойна.

— Он такой человек, милая. Ему просто нужно время. Скоро он обязательно все поймет, не переживай, — пытается успокоить меня мама.

Но эти слова совсем ничего не значат для меня. Словно сквозь уши. В них одни оправдания, которые я не хочу называть нормальными.

— Это ведь неправильно.

В ответ тишина. Почему? Потому что мама тоже понимает это. Знает, что в папе что-то переменилось, отчего он перестал принимать родную дочь.

Я храню эту боль, пытаясь принять ее за что-то другое, словно это помогает. Когда-нибудь я признаю ее, стану слабой, чтобы принять это в себе. Но пока я делаю вид, что сильная, непробиваемая ничем девочка, которую защищает толстая стена. Но когда-нибудь мне придется сдаться, чтобы осознать — вряд ли отец тот, кем я хочу его считать. Я люблю его, но это не помогает мне оправдать его…

— Ладно, мам, мне пора, — заканчиваю я разговор.