— Боже! Какие же они меркантильные!
Ариэль, как разъяренный бык, влетела в комнату и начала бить подушку, сжав кулаки, в надежде на то, что сможет спустить гнев. Ее грудь порывисто вздымалась, а ноги подрагивали от какого-то нездорового нетерпения, будто все чувства скопились там и наровились выйти наружу. Ее губы сжались в тонкую линию, отчего даже посинели. Со стороны девушка выглядела такой злой, — настоящей злюкой, что свет не видывал! Но на самом деле это была лишь маска, скрывающая всю боль и обиду, которые скопились в девушке. Она не привыкла проявлять свои эмоции, ведь, если тебя увидят слабой, быстро нападут, — ей твердила это мама с самого рождения, и Ариэль даже не осознавала, что следует этой фразе. Она не могла заплакать, думая, что надо быть сильной. Не могла закричать, потому что боялась, что кто-то услышит. Поэтому девушка могла лишь спрятать в подушке лицо, закричать, чтобы никто не услышал, и пустить слезу, которую сразу же смахнет рукой. Никто не видел настоящую Ариэль, даже мисс Шелтон. Хотя… Клинтон. Только у него на плече могла поплакаться девушка, услышать из его уст слова поддержки, почувствовать его любовь и ощутить себя свободной. Лишь Клинтон не оскорблял ее, не указывал, как и что делать, и не читал нравоучения. И за это Ариэль еще больше любила Клинтона — за его умение и желание любить и делать других счастливыми. Лишь его доброта была искренней.
