— Да, — слишком возбужденно отвечаю я.

— Ну ладно, милая, пока.

— Пока, мама.

После того как из трубки раздается длинный гудок, я с мучительным выражением лица откидываю телефон в сторону, отчего тот падает на пол, подтверждая мою неаккуратность неприятным звуком удара мобильника об ламинат. Я закатываю глаза и не решаюсь поднять телефон, не в силах смотреть на черный пустой экран.

Как ни странно, этот разговор расстроил меня, потому что я до сих пор не могу принять папины принципы, которыми он так легко разбрасывается, словно моя жизнь ничего не значит. Сколько раз я твердила отцу, что хочу слушать сердце, а не искать все решения проблем в мозге, на что отец всегда отвечает одной фразой: «Давало бы это сердце тебе денег!», после чего растворяется в дверях, оставляя меня со слезами на глазах в комнате, словно ненужную собаку. Слова отца так ранят меня — мне больно слышать, что мое любимое дело совсем безразлично ему. Что мои искренние чувства он ни во что не ставит, будто не я его родная дочь, а его бизнес. Несомненно, он любит меня, но его любовь совсем не вяжется с той примитивной нежностью отца к дочери в моей голове. Он по-другому выражает эту любовь; или не выражает вовсе. Я тоже люблю его, но постепенно сомневаюсь в искренности этих чувств, потому что слишком много прозвучало из уст отца. Порой мне кажется, что папа делает лишь вид того, что я его дочь… Я хотела спросить его, почему он так со мной, но не решилась — побоялась, что он снова воспримет мои слова не всерьез. И каждая такая мысль заставляет меня свернуться в клубок и заплакать, разве легко слышать такие вещи от родного отца? Как бы я хотела верить в слова мамы — что отец просто не показывает своих чувств. Но как в это можно верить, если он всегда надевает маску в надежде скрыть то, что под ней. Хотя я помню день, когда маска неожиданно пала передо мной. Когда я, наконец, увидела настоящего отца.