Ариэль приняла страдальческое лицо и прижала к себе Клинтона так, как не делала этого никогда. Она хотела быть для него тем утешением, которым Клинтон являлся для нее. Она хотела, чтобы он расплакался у нее на плече — чтобы излил свои чувства, но знала, что тот не привык показывать эмоции. Как и она… У них была общая боль, которая и соединила их. Ариэль раскрылась — она научилась любить и быть слабой. Но теперь ее очередь разбудить похожие чувства в Клинтоне, хоть она и понимала, что они не могут быть оба слабыми — один из них все равно должен быть сильней. Но девушка не добивалась его слез — она просто хотела, чтобы тот обнял ее и утешился.
— Поэтому все тягости падают на меня, милая Ариэль, — прошептал он, не прекращая объятий. — Поэтому я не мог написать тебе. Прости…
— Нет, — возразила Ариэль, поцеловав того в шею. В другой ситуации она бы покраснела, но не сейчас. Она даже не думала о мисс Шелтон, которая, наверное, наблюдала за ней — ей было плевать. Ведь любовь измеряется в том, насколько тебе плевать на мнения остальных, когда ты находишься с ним. — Не извиняйся! Я понимаю тебя, Клинтон, и мне очень жаль, что так произошло…
После они стояли так, обнявшись и принимая все холодные потоки ливня, минут десять или двадцать — оба потеряли счет времени. Потом пошли прогуляться по парку, постоянно оглядываясь в страхе быть пойманными. Хотя мисс Шелтон предупредила бы, ведь она только и делала, что смотрела по сторонам и вглядывалась в силуэты.
