Он проводит какие-то махинации, совсем не озвучивая действия, хотя я и не настаиваю, потому что слишком сильно заворожена процессом, которым мне не дает насладиться Патрик, постоянно давая мне указания. Но я не жалуюсь, потому что так благодарна ему, что тот все-таки прислушался ко мне.

После двадцати минут Патрик в сотый раз вертит розовое сердце и чистит глубокие трещины. Мне кажется, он слишком долго копается, хотя я в этом совсем не разбираюсь и не решаю что-то спросить у него.

— Нет, — протягивает он, отложив все инструменты и проведя рукой по волосам. — Больше я ничего не могу найти.

Его лицо такое грустное и разочарованное, будто он потерял единственный экземпляр карты мира, поэтому я принимаюсь его поддержать:

— Патрик, ты и так многое нашел. Этого вполне хватает.

Но тот словно не слышит меня и повторяет:

— Совсем ничего…

— Ну а что ты будешь делать дальше? — пытаюсь я перевести тему, чтобы Патрик перестал себя корить без повода. Немного грустно смотреть на такое красивое лицо, когда оно в печали.

— Что я буду делать дальше? — спрашивает тот, словно заигрывает. И, на удивление, его лицо меняется: уголки губ поднимаются, словно Патрик не был расстроен секунду назад. — Дальше, Джулия, я позвоню Брэду, который предоставит мне доступ ко всем архивам, и по инициалам и веку я найду того, кто нам нужен, — говорит тот, и у меня отвисает челюсть.

Наступает гробовая тишина, на протяжении которой я удивленно смотрю на Патрика, и пытаюсь понять, шутка это или же нет.