— Я тоже люблю своих родителей, но все так сложно, что я сомневаюсь, что ты хочешь это услышать, — вздыхаю я, сделав глоток горячего чая.

— Если не хочешь рассказывать, не надо, но я тебя слушаю.

Я смотрю в глаза Патрика и пытаюсь поверить им, открыться, словно цветок. Я и вправду хочу этого — не потому, что он мой коллега, а потому, что он — Патрик. Просто Патрик, который стал мне больше чем коллегой.

— С мамой у меня прекрасные отношения. Но вот отец… Он замечательный, но хочет, чтобы я шла по его стопам, но я… Как видишь, выбрала совсем другое. Ему это не нравится и пока он, похоже, даже видеть меня не хочет.

— Джулия, — почти шепчет тот, совсем чуть-чуть приблизившись лицом ко мне, словно я его плохо слышу, — выбрось это из головы. Знаю, это тяжело, но… Ты не должна волноваться из-за того, что твой отец не совсем понимает твой выбор. Порою родители не правы — и это не преступление, Джулс. Им просто нужно время, чтобы они вспомнили, что они родители. Что они должны поддержать своего ребенка. Просто развивайся, и тогда отец поймет, что был неправ. Вот увидишь.

— Не поверишь, но мне стало легче.

— Почему же — верю.

Я смотрю в его голубые глаза, а он в мои — и эта картина почему-то мне что-то напоминает, хотя я никогда не смотрела на него так пронзительно, а он — с таким интересом. Словно сейчас мы смотрим на своего кумира — и для каждого из нас он что-то значит. Я боюсь отвести взгляд — вдруг это чувство мне мерещится, и на самом деле я просто в тысячный раз надеваю розовые очки, внушая себе, что это настоящие эмоции, что это что-то новое. Может, это просто атмосфера Лондона заставляет меня испытывать такие же красивые чувства? Или же я на самом деле начинаю испытывать то, что казалось мне слишком нереальным, ведь это чувство столько раз оскверняли… Но даже если так, то мне хочется быть наивной, зато счастливой. Может, все-таки не все пользуются наивностью людей? Может, некоторые пользуются счастьем, вдохновляя на такие же счастливые поступки?..