-А муж ее не убьет?
-Убьет – осудим, — пожал плечами Дознаватель, — тоже не в первый раз. Сама знаешь…вся наша работа ведется уже по факту совершения преступления. Мы не можем его предотвратить, если не знаем наверняка. А мы не знаем. С одной стороны, на ее измену ему должно быть плевать, с другой стороны – семейные реликвии…
-Вор тоже дурак, — неожиданно заметила Эда. – Ну, вот куда он продаст украшения с явным гербом? Такое даже в Пепельные ряды не возьмут! Да никто, у кого есть еще остатки самосохранения, не возьмет!
Гилот взглянул на Эду со скрытым одобрением, кивнул, довольный ее словами.
-Официального прошения она не оставила, так что, оставляем ей ее разборки на ее совесть. Расскажи мне о том, что происходит в Пепельных рядах? Что видела, что слышала…я отправил туда Мэтта, нам с тобой надо выработать стратегию поведения с герцогом.
Гилот помолчал и добавил, а Эда, чувствуя, что фраза его не завершена, не проронила и звука – она много уже знала о своем наставнике и научилась чувствовать, когда можно говорить, когда он закончил свою мысль.
-Вдобавок, Мэтт не станет захаживать в лавку с платьями, — Дознаватель улыбнулся.
Эду бросило в жар. Он узнал! Узнал…
И пришло на место страха – раздражение. Узнал. Ну и что? Она что, не живая? Она что…плохо, что во время работы, конечно.
И стыд. Конечно, примешался стыд. Она почувствовала себя ничтожной, продавшейся за какие-то ткани, сшитые чьими-то руками. Дознаватель – воплощение закона, и вдруг – какие-то вещи. Тяга к какой-то жизни, где нет места форме серого подземелья?
