-Его вызвал твой король, — ответил Филипп тогда.
-И он не простился? – Катерина смотрела на мужа без почтения, принятого за морем и это тоже выделяло ее в невыгодном свете, делало чужой.
-При дворе твоего короля все ужасные грубияны, — пожимал плечами супруг, — если у тебя все, оставь меня.
О любви между Филиппом и принцессой речь даже не заходила. Катерина знала о любовницах мужа, но делала вид, что каждый из этих слухов до основания лжив. Сама же она любовников не имела, считая это ниже своего происхождения и Божественной Клятвы.
Дни принцессы проходили за чтением, шитьем и прогулками. Она редко вступала в разговоры и в основном отмалчивалась. Себе Катерина принадлежала только вечерами, перед самым уже сном, когда она молилась Луалу и девяти рыцарям его на родном языке и перечитывала последние письма сестры Вандеи.
-Народ будет в ярости, узнав, что ты все еще верна Луалу и девяти рыцарям его, несмотря на обет, — заметил Филипп, придя к ней вечером. Заметил он почти равнодушно. Ему сложно было испытывать что-то к этой холодной, заключенной в кокон собственной души женщине.
-Я соблюдаю обряды ваших богов, — жестко промолвила Катерина, — но моя душа – для Луала и только!
-Да как знаешь, — отмахнулся Филипп и больше не заговорил об этом с нею.
Катерина держала не только душу свою в строгости, но и тело. Она поднималась с рассветом и делала несколько упражнений, к которым приучил еще Моро, когда принцесса была маленькой. Затем умывалась ледяной водой из серебряного кувшина, приводила себя в порядок и садилась за чтение. В одежде была сдержанна, отрицая излишество, но понимая, что при ее положении излишества не избежать. Между тем в пестроте заморского двора наряд ее выделялся за счет простого шитья и отсутствия россыпей блестящих камней. В еде также соблюдала осторожность, ела маленькими порциями, совсем не пила вина.
