Да любому человеку бросалась фигура Эды (а это была она).
И вот…первая из роковых, отведенных минут. Подъезжает благородная колесница, запряженная шестеркой белоснежных лошадей, ревет толпа, привыкшая реветь, музыканты…
Хуже всего было то, что герцог Лагот оказался красив. Мужественные черты, фигура воина и взгляд властителя подчеркивались богатыми одеяниями. Вандею бросило в жар, больший, чем прежде.
Он двинулся – спокойный и насмешливый по ступеням, к замку, и дознаватели принялись перестраиваться. Те, кому нужно было идти в свите, присоединиться к нему тенью или войти открыто, выступили ближе.
Увидев герцога вблизи, Эда, еще пару часов назад смутившаяся от комплимента Мэтта ее виду, вдруг подумала, что на Мэтте свет клином не сошелся…
И мысль эта укрепилась еще сильнее, когда герцог вдруг остановился подле нее, склонил голову в почтении:
-Я счастлив видеть вас, принцесса Вандея. Вы очаровательны.
-А…- Эда, которая сроду не была принцессой Вандеей и какой-либо еще, оторопела и с трудом смогла ответить, забыв напрочь про поклон, — простите, ваша милость, но я не принцесса Вандея.
Этот диалог приметил весь двор. Эту остановку герцога – будто бы все королевство. Эда уже предвидела колючие разговоры и насмешки в свою сторону. Король напрягся. Вандея закраснелась еще сильнее. Кенот, обряженный в белое и золотое по случаю торжества, мрачно и тяжело вздохнул.
