Гилот видел теперь в ней и свои черты: свою преданность короне, свои методы, свои привычки. И иногда это помогало даже ему забывать о том, что Эда, на самом деле, не связана с ним никаким родством.
Наверное, по причине того, что больше пойти ему было не к кому, по причине того, что и Эда, и Гилот, обитавшие в полном жизни мире были одиноки и неприкаянные, непонятные кем-то и казались странными, Гилот и шел, сам того не сознавая, к Эде.
Он сам не знал, зачем идет. Что она могла сделать? Посочувствовать? Чему? Тревоге? Ее жгло такое же чувство, неприятное и тошнотворное, тревожное и тянущее, и она не находила ответа на это чувство, не могла понять, чем оно вызвано.
Гилот шел к своей воспитаннице, в бессонную ночь, не тронувшую сном никого в этом замке и не понимал причины своего визита, но это была единственная его возможность почувствовать, что он жив, что есть что-то живое и настоящее в его мире, выходящее за все законы.
И, разумеется, Гилот предположить не мог, что в эту минуту Эда, тоже не нашедшая в эту ночь сна, меньше всего готова увидеть своего Наставника на пороге своей комнаты. Это была слишком неудачная для сентиментальных размышлений и разговоров ночь!
28
Проклятый герцог Лагот, наверное, хотел отомстить всем за все…во всяком случае, у Эды, имевшей вообще-то неплохую привычку и устойчивость к прогулкам, во время дневного сопровождения почтенного гостя по городу, сложилось именно такое впечатление. Неутомимая натура герцога Лагота, подкрепленная внутренним ощущением, что эта столица без нескольких часов принадлежит ему, заставляла его идти и идти по улицам.