Ронан грубо отодвинул от себя тарелку. Альбер обеспокоился:

-Перепелки пережарены?

-Не хочу,- отмахнулся Ронан.

-Тогда пирог с почками? – Альбер сам занес нож над пирогом, румяно блестевшим в свете свечей.

-Не надо, — Ронан взял кубок с вином.

-Надо! – не стал терпеть возражений Альбер. – Бери пирог. Эда, ты почему не берешь пирог с почками?

            У Эды рот был набит птицей. Она усиленно двигала челюстями. Ссора ссорой, плен пленом, но поесть все-таки нужно. К тому же перепелки, зажаренные с грибами и какой-то тонкой подливкой с легкой кислинкой – это определенно то, что желудок принимал на ура. Один аромат только заставлял отвлечься от спора в тарелку.

-Как дети! – проворчал Альбер и отрезал по огромному ломтю пирога для своих гостей. Себя тоже не обделил. Жирно полив пирог из соусника, он принялся терзать его, не забывая при этом разговаривать. – Вы, кстати, Эда, говорили, что ничего не станете делать, кроме разработки законов. Вы даже Сковеру запретили говорить с собою, разве нет?

            Ронан с усмешкой взглянул на Эду, настроение его, кажется, заметно улучшилось, он пододвинул к себе свой кусок пирога.

Эду обожгло. Она, в самом деле, заявляющая, что ничего не будет делать, кроме того, что пообещала, влезла в разборки! Вступила в спор, хотя пообещала себе оставаться холодной и равнодушной. Немыслимо.

Она прикрыла глаза, чувствуя, как краска подступает к лицу. Внезапно ей стало жарко.