А кто может поверить им?!
У Эды порою подгибались ноги, от звука каких-то приглушенных ударов, прорезавших вдруг чьи-то выкрики и гул, и вопли; от каких-то разбиваемых стекол – ей казалось, что вместе с этими стеклами разбивается постепенно и последняя надежда на мир… прежний мир.
Они проходили мимо ответвления Пепельных Рядов, когда Эда осознала, что голос, звучащий, приближающийся оттуда, слишком ей знаком, чтобы не угадать его. И в самом страшном сне она легко бы угадала Мэтта!
-Мы, — грохотал он, прежде такой понятный, а ныне – безумный в короне народного обожания, — всегда были ниже всех, слабее! С нами не считались…
Эда остановилась, не поддаваясь больше на ведущую руку Леа и тот тоже вынужденно остановился.
-Но этому больше не быть! – торжественно объявил Мэтт и где-то совсем близко взревела шедшая за ним толпа. Наконец-то и этих, брошенных всеми людей, отбросов, кто-то вел. И неважно, что делал он это только из корыстного побуждения, важно то, что кто-то впервые заговорил с Пепельными Рядами как с равными и сладкие были речи!
-Идём! – Леа был нетерпелив. Он понимал, что нельзя оставаться среди безумных улиц, иначе тоже можно подхватить это безумие. Леа схватил Эду сильнее и потащил ее за собою.
А она повиновалась. Так повиновалась толпа разожженному пламени в эти часы, так повиновалось тонкое стекло, не выдерживающее злобных ударов. Конечно, в эту ночь, как и в следующие будет сведено много личных счетов, ведь совершенно очевидно, что никто и никогда не найдет виновного.