Точно зная, что творится в сознании романтичного идеолога, заговаривает сама:

-Ты, наверное, удивлен моему спокойствию?

-Удивлен, — Ронан не лукавит. Это редкая минута. Она заговорила первая, и он хочет этого разговора и боится.

-Я следую за законом, — Эда качает головою. – Я не с вами. Я с законом. Он выше трона и людей.

-Он выше, — соглашается Ронан. – Но ты согласна помочь нам?

-Да, иначе будет кровь. Мой наставник – Гилот, не одобрил бы этого. Но еще больше не одобрил бы он того, что я допустила массовые смерти и казни. А это придет, если кто-то не будет хранить закон. И пусть я буду клеймена всеми сторонами, пусть…- Эда на мгновение замолчала, затем заговорила тише, но спокойнее, — пусть любую кару обрушит на меня Луал и Девять рыцарей его, я сберегу закон. Я сделаю все, чтобы не допустить невинных смертей.

            Ронан сам как будто бы случайно касается теперь ее руки. В этом прикосновении больше слов, чем  в самом красноречивом монологе. Благодарная нежность, робость, осторожность…

-Завтра будет первое заседание, — Эда с усилием отнимает руку. Усилием для себя. Ей хочется, чтобы он не позволил ей разорвать соприкосновение их рук, но он не неволит, а она не желает выдавать себя, хотя выдала уже давно. – Первое, говорит Альбер. По-новому.

-Будем говорить о будущем.

-Принцесса Катерина наш враг, Лагот наш враг, и Сковер, как говорит Альбер – наш враг, — Эда вздохнула. – Я не выношу…