И даже небольшая лужайка перед замком теперь не выглядела так, как прежде. Всюду были люди. Трава, изумрудная, привезенная из-за моря, высаженная и заботливо взращенная в чужом для нее климате, посерела под ногами и примялась к земле и Эде почему-то подумалось, что никогда больше не будет этой лужайки.

            И этого песка под ногами, который до того был в жиру, золе и каких-то каплях, что было неприятно смотреть.

            И лестница перед замком, где кто-то уже машет руками, привлекая к себе внимание, тоже больше никогда не будет белой.

            Кто-то машет…Леа стиснул руку Эды и она вскрикнула, но никто не взглянул в их стороны, заразившись общим шумом и безумством.

-Ронан! – выдохнула Эда, ее вскрик не означал боль, он обозначил ее удивление, облегчение и ужас…

            Не помня себя, Эда бросилась в толпу и Леа кинулся следом. Они оба работали локтями, но Эда ввинчивалась ловчее, стараясь никого не задевать – все равно сохранялись в ней какая-то брезгливость и страх перед этими людьми. Перед всеми людьми!

            И Эда, прорвавшаяся ближе к Ронану, забывшая мгновенно всякий разлад между ними, довольная тем, что он пережил эти страшные часы, пришла в ужас, увидев, как изменился он, и как видно это было ей теперь.

            Это был фанатик. Горящие глаза и грозные черты напомнили Эде одного из Девяти рыцарей Луала – так был грозен этот лик. У него был вдохновенный вид, как у убийцы, что наслаждается агонией жертвы или как у целителя, что уже понял, что может спасти и спасет безнадежно больного, попавшего к нему. Кровавая же царапина на левой щеке усиливала это страшное, поразительное сходство с чем-то высшим, непостижимым и бесконечно грозным.