Неудивительно, что народ смотрел на него. Нет никаких сомнений в том, что толпа последовала за ним.
Леа подскочил слева к Эде, и позвал Ронана:
-Ронан! Ронан, мы рады тебе! Мы здесь.
И Ронан взглянул на того, кто выбивался, окликая его, и сразу же увидел и Леа, и Эду. Улыбнулся, но это не было теплой улыбкой. Так мог улыбаться сам Луал, встречая погибший своих Девятерых рыцарей у врат чертогов, где коротать им теперь вечность.
Но вот распахнулись, а затем и смялись, словно бумажные, ворота справой стороны от замка, и народ, как единый человек, и одно из божеств – Ронан, не сговариваясь, повернули головы туда, на грохот барабанов и солдатский марш.
Ожидали прихода гвардейцев, опасались возвращения Лагота, но то было нечто более мощное явление, чем какой-то там полк гвардейцев, лишенный сейчас всякой веры или мелкий герцог, возжелавший себе власти – это были солдаты, перешедшие на сторону своего народа, и возглавлял их Альбер.
Он по-прежнему был толст, тяжело дышал и был несуразен. Однако двигался с легкостью, недоступной его весу! Он быстро шел и толпа, приминаясь перед ним, расступалась, приветствуя еще одного, почти что обожествленного в эту минуту, защитника своего.
Ронан, хоть и был рад появлению Альбера, явно не был доволен тому почтению, которое теперь оказывали Альберу, забыв про него. Леа, заметив это, подтолкнул Эду и та, превратившись в такое же покорное орудие, как и палач, и топор и все, что может только служить всякому искусному мастеру, вышла к Ронану, протиснулась на ступени к нему. Леа вышел следом. Кто-то в народе пожелал пробиться за ними, но Ронан пожал руку Леа и кивнул тепло Эде, а затем, сам протянул руки навстречу Альберу и выкрикнул: