Она пожала плечами. Ей не было страшно за свою жизнь, отравленную предательством. Ей было страшно за все эти улицы и за всех тех людей, что должны были рано или поздно распасться из многорукого чудовища и стать прежними людьми.

-А я боюсь, — честно признался Леа, — они сошли с ума. Ронан, Альбер, Мэтт…Кенот еще должен.

-Кенот? – Эда воззрилась на Леа с удивлением, ей казалось, что она давно про него не слышала, а может быть не хотела слышать, или не могла? Всеми силами Эда пыталась отдалиться от тех, кого  продолжала считать мятежниками и тех, с кем теперь стояла по одну сторону.

-Кенот поднимет жрецов, устроит бучу там, — спокойно отозвался Леа, — но я боюсь. Они все перестарались. Улицы не удержать в том порядке, как это виделось когда-то мне.  Я грезил мечтой о том, что все пройдет тихо и мирно, как демонстрация, как будто бы встреча народа и правителя. Но вместо этого…

            Он не договорил, отмахнулся. Выждав с полминуты, наблюдая за проносящейся мимо колонной очередной части многорукого и многоокого чудовища толпы, Леа спросил опять:

-Ты удивлена, что я увел тебя прочь?

-Нет, — покачала головой Эда, — мне все равно. Я там бы не смогла. Но и здесь, если честно, среди этого смрада я, кажется, тоже долго не смогу, извини уж!

            Леа повел носом, принюхиваясь:

-Пустяк, Эда! Я жил в нищете и похуже, я привычен. Но мы скоро пойдем, иначе…словом, я хочу спросить – Эда, ты уверена, что хочешь идти до конца?