-Молись, принцесса, — отвечал Кенот, — и если молитвы твои будут горячи и искренне, то Луал и Девять рыцарей его проведут тебя к алтарю!
И она молилась! Молилась со всей своей юной душой. Шептала и днем, и ночью:
-Великий Луал и Девять рыцарей его, не за себя молю, за отца, и за королевство! Ему мой брак нужен, а я – покоряюсь за народ и за отца. Проведи сердце почтенного гостя, позволь соединить руки наши и спаси тем королевство наше…
Она молилась, готовая принести себя в жертву и надеялась только, что жених окажется все-таки не уродлив, или, будет, хотя бы, добр к ней, ведь она будет и добра и верна – так велит Луал!
Дознавателей было много. Они были мрачны, торжественны и пепельны в серых своих плащах, выделяясь среди белых одеяний жрецов Кенота. Король облачился в красные мантии и сверкал роскошной короной. Его дочь была бледна, ее шатало от порыва ветра, но она не позволяла себе ослабеть. Облаченная в нежно-розовое платье, подчеркивающее невинность ее души, птичью робость – она сама походила на птицу, запертую в клетке.
Среди дознавателей неожиданно выделялась молодая женщина. Кажется, ей тоже было неловко от всех этих взглядов толпы, и платье жгло ее, наверное, не меньше, чем Вандею ее наряд. Женщина поводила плечами, словно бы надеялась стряхнуть с плеч неприятную ткань, пыталась казаться незаметной, но куда спрячешься, когда ты стоишь, облаченная в темно-красное платье среди дознавателей в серых плащах?