-Мой король, — Гилот снова улыбнулся этой своей жалящей улыбкой, — позвольте предположить, что вы рассчитываете скрепить это соглашение браком между вашей дочерью и герцогом?

            Король Вильгельм даже побледнел. Эту новость он еще не сообщил даже своей дочери, все никак не знал, как подступиться к ней, к ее скромности, и только советникам своим он намекал, да у Кенота спрашивал о дозволении божьем…

-Мой король, — Гилот сохранял холодность и беспристрастность, — у нас везде есть люди.  Мы умеем хранить тайны, и будем их хранить. И мы ждем вашего приказания.

-Ну, у вас…и методы, — Вильгельм словно бы позабыл, пораженный, что сам велел развить систему слежения и шпионства в королевстве, чтобы вылавливать опасные слухи и тех, кто их разносил. Его это устраивало, когда закрывали поэтов, памфлетистов и бардов, спевших что-то дурное о короле или о его деяниях. Но сейчас, когда дело коснулось его так глубоко и лично, он почувствовал, что даже король не может держать свои дела в тайне. В тайне от собственных слуг. Это неприятно поразило.

-Я, — Вильгельм сохранял лицо по первой своей задаче, — я требую, чтобы никакого дурного влияния на гостя не было. Требую, чтобы все опасные элементы, все, кто распевает наглую ложь, и передает друг другу нелепые слухи, всех…слышите? – всех убрали с улиц города до его прибытия и не выпускали до его отъезда!

            Ожидаемый приказ. И Гилот, и Эда проворачивали такое не в первый раз. Разница была только в масштабе. Город так город, они справятся.