Эда прекрасно помнила, что запретила Сковеру говорить с собою о чем-то, кроме дела, но была уверена, что он не оставит ее в покое и заговорит. Так, как будто бы они друзья, и он ее не предал, не предал весь ее мир.
Эда напряженно кивнула Альберу, но даже не взглянула позвавшему ее Сковеру. Делая вид, что не замечает ни его, не отодвинутого рядом с ним стула, Эда села рядом с Ронаном по правую сторону стола.
Ронан даже не удивился, Сковер прищурился, Альбер ухмыльнулся и пожелал всем приятного аппетита.
Стараясь ни на кого не глядеть, Эда положила с щедрого предложения Альбера маленький кусочек жареной рыбки в тарелку и принялась усиленно жевать его, терзая несчастный кусочек маленькой вилочкой.
-Как спалось? – спросил Сковер, задетый за живое.
Эда не ответила.
-Эда, ты что, действительно не будешь со мной разговаривать ни о чем, кроме дела? – бывший дознаватель оскорбился. – Это бред!
Эда покачала головою. Вступил Ронан:
-На вашем месте, Сковер, я бы радовался, что так легко вышло отделаться. Моя бы воля…
-Прошу прощения, это с каких пор ваша воля стала иметь значение? – Сковеру не следовало так говорить, но молчание Эды, которое он, по собственным мыслям, мог спокойно вынести, раздражало его гораздо сильнее.
-Сковер! – предупредил Альбер, который мог вынести очень многое: оскорбления в свой адрес, недостачу, вороватость торговцев и неприкаянность гильдии, но вот чего не мог вынести, так это оскорбления самого близкого к себе человека.