Он снова кричит – Мамочка!
И она протягивает опять ему свои женские голые в пепле руки. И он, снова прыгает из того разбитого ядерным взрывом окна, но его не уносит ледяной жгучий ветер, а забирает она. Забирает ото всех, кто к нему теперь тянет свои руки. От тех, кто хочет своего спасения от надвигающейся своей неминуемой гибели. Там все и неимущие и власть имущие. Все, кто остается за его теперь спиной. Целыми семьями под стволами шагающих и ездеющих и истребляющих их машин. В лучах плазменных выстрелов и взрывов. В зареве пожаров.
Кто он теперь? Кто? Он Алексей и сам этого пока не знает. Но верит ей и не пытается вырваться из ее рук. Он называет ее мамой. Почему именно ее мамой. Мамой заменившей во сне ему настоящую земную мать.
Почему? Опять и попрежнему почему?
Он не знает ее до сих пор. Но она назвалась его мамой.
И он назвал ее тоже своей мамой. И снова, выпрыгнул из того окна гибнущего мира.
И он видит, снова ее это с карими, почти черными глазами невероятной красоты лицо. Он, видит ее целиком. Совершенно и снова голую. Но, очень стройную, красивую и молодую, лет не более тридцати.
Снова облепленную человеческим пеплом и своими распущенными теми длинными змеящимися по ее обнаженному как у некоей Богини, смуглому брюнетки телу, спине плечам и голой с торчащими черными сосками женской колышащеся груди волосами. И она, не стыдится своей перед ним наготы, и ведет его как проводник, взяв за руку куда-то. Далеко от всего этого ядерного хаоса. Расталкивая по сторонам обступающих их обоих людей. Ведет к какому-то яркому свету. Свету, поглощающему весь остальной мир. Она ведет как некая Богиня, пришедшая именно только за ним к тому яркому свету, к тому еще ему неизвестному, но иному новому миру. И она спешит туда. И, буквально тащит его волоком. А он, буквально бежит за ней, как маленький ребенок за своей матерью.
Что-нибудь написать о себе? Пока не о чем писать.Может, позднее.
