Она  ему  понравилась. Это  было  правдой. И  было  ясно, что  он  ей  тоже. И, наверное, это  была  настоящая  любовь. Первая  его  настоящая  любовь. Солдатская   любовь. Вот  так  неожиданно  пришедшая  за  ним. Следом  по  пятам  за  теперь  солдатом  ракетчиком  Егоровым  Алексеем  Дмитриевичем.

  И  он  сам  поцеловал  ее. Прямо  в  губы. И  она  прилипла  к  нему  к  его  губам  как  пиявка. Целуя  его, то  в  губы, то  в  лицо. Жадно, страстно  и  нежно.

— Любимый — шептала  она, страстно  дыша  и  щупая  его  всего  руками. Больно  щипая  пальцами  даже  через  солдатские, такие  же  белые, как  и  у  нее  кольцоны – Мой, любимый.

  Светлана  ерзала  своим  под  кольцонами  штанов  лобком  по  его  лобку  и  возбудившемуся  вдруг  от  ее  жарких  безудержных  любовных   поцелуев  его  Алексея  детородному  мальчишескому  члену. Он  даже  чувствовал  ее  под  лобком  своим  тем  мужским  мальчишеским  детородным  членом  девичью  промежность. А  она, просто  терлась  о  его  тот  член  вверх  и  вниз  своей  промежностью, расставив  ноги. Целуя  его, стонала  как  безумная. Рассыпав  свои  длинные  девичьи  русые  волнистые  волосы  по  его  лицу.

  Алексей  забыл  про  все. Про  войну  и  все  вокруг. Про  спящего  и  громко храпящего  Гарика  Резвого  далеко  от  них  в  углу  бокса. Забыл  что  они  в  ракетном  бункере  полковника  Гаврилова. Про  самого  забыл  даже  майора  Кравцова. И, даже  про  того  робота, что  был  где-то  неподалеку  здесь  же  с ними  в  этом  бункере. Он  лишь  ощущал  на  своей  груди  девичью  с торчащими  твердыми  сосками  Светланы  грудь. И  его  детородный  мальчишеский, торчащий  возбудившийся  тот  час  теперь  член, так  и  рвался  туда  в  ту  девичью  промежность. Которая  ерзала  по нему  своими  половыми  губами, промеж  широко  расставленных  ног  Лесковой  Светланы.