— Что  тебе  мешает  стать  машиной, мальчик  мой, Алексей – произнесла, словно  живая  с  красными  горящими  глазами  с  экрана  светящегося  голубоватым  ярким  светом  в  мелькании  цифр, шифров  и  кодов  дисплея  100000000битного  монитора, похожая  на  человеческое  лицо  маска – Это  все, что  я  от  тебя  хочу, Алексей. Большего  я   от  тебя  и  не  требую.

   И  тут  случилось  то, что  и  должно  было  произойти. То, что  было  предначертано  еще  там  в  том  ракетном  бункере  полковника  Остапенко.

Когда  Егоров  Алексей  смотрел  в  глаза  тому  роботу  гибриду-андроиду  Т-200. Случилось  то, что  перевернет  весь  воюющий  и  помешавшийся  на  войне  и  взамной  вражде  человеческий  мир  и  мир  машин. То, что  смогло  пройти  сквозь  пространство  и  время. Стирая  все  остальные  временные  параллели. И  то, к  чему  все  шло  и  что  было  предсказано  самим  Мегакомпьютером  Скайнет. То, что  поставит  точку  в  споре  за  обладание  миром  между  двумя  машинами  Скайнет  первый   и  Скайнет  второй.

— Я  согласен – произнес  он, еле  выговаривая  онемевшими  от  паралича  губами  и  ртом, подымаясь  снова  с  пола  Х17. Шатаясь  на  шатающихся  и  еле  слушающихся  немеющих  своих  ногах. И  с  трудом  подняв  свою  коротко  стриженную  мальчишескую  двадцатилетнего  парня  пленного  голову. Руки  висели  как  плети. И   он  их  уже  не  ощущал. Но, он  смог  все  же  еще  подняться  с  пластикового  черного  пола. Вся  его  прожитая  короткая  еще  жизнь  прокрутилась  у  него  в  мальчишеской  русоволосой  короткостриженной  голове  за  секунды. И  он, глядя  помутненным  от  ужаса  и  горя  от  потери  родной  своей  матери  ничего  не  видящим  уже  мальчишеским  взором. Залитыми  кровью, и  пьяными  от  обширного  кровоизлияния  в  мозг  и   параллизации  глазами, и  перекошенным  парализованным  лицом  в  большой  светящийся  экран  огромного  во  всю  стену Х17  коммуникационного  дисплея  монитора, произнес — Я  согласен.