— Что  ты  во  мне  ищешь, Верта? – он  спросил  ее.

— То, что  могло  бы  навредить  тебе – ответила  она  ему – То, что  могут  не найти  приборы  криогенной  камеры  и  этой  восстановительной  программируемой  уставноки. Я  должна  еще  лично  все  проверить. Все  в  каждом  твоем  узле  и  убедиться, что  все  действительно  в  порядке. И  отдать  тебе, то  свое, что  до  этого  тебе  было  недоступно, любимый.

  Металл  Верты, буквально  приклеился  к  поверхности  стекла  и  она, полностью, оторвавшись  телом  от  стекла, и  лишь  оставив  лежащими  свои  жидкометаллические  женские  руки  сверху  на  стекле  камеры, произнесла. 

— Тот  Т-1002  руководил  тем  кибертанком – она  продолжила — Я  убила  его. Он  прорвался  в  Главную  Догму  к  нашему  повелителю. И  я  с  Т-MEGA, преградили  ему  туда  дорогу. Сейчас  там  все  опустело  и  ничего  не  существует. И  нам  надо  быть  от  этого  сейчас  как  можно  дальше, Алеша.

— Кравцов – простонал, вдруг  вспомнив  своего  бывшего  и  преданного  ему  боевого  и  любящего  его  как  родного  своего  сына  командира, ощущая  внутреннюю, как  и  живой  человек, боль  от  повреждений  и  приглушенную  лишь  частично  защитными  встроенными  системами  Т-888. Боль  в  оживающих  заново  электросистемах  и  цепях. Он  ощущал  это  своим  нейронным  в  бронированном  черепе  робота  киборга  мозгом. Он  ощущал  это  тем, кем  он  был  внутри  этой  изувеченной, почти  до  неузнаваемости  машины. Память  возвращалась, не  смотря  на  удаленные  лишние  программы  и  замену  другими  программами. Это  делала  вживленная  в  робота  Т-888  живая  душа  двадцатилетнего  человеческого  ребенка. Душа, сросшаяся  неразрывно  с  этой  машиной. Душа, живущая  внутри  блока  ее  Главной  Центральной  памяти  истребительной  поисковой  боевой  машины. Душа, не  желающая  войны  и  желающая  покончить  со  всем  этим. Это  и  был  сам  Егоров  Алексей.