Это  все, что  он  Егоров  Алексей  еще  помнил. И  вот  он  уже  тут, и  одновременно  не  знает, вообще  где? В  этой  странной  интересной  больничной  с  запахами  цветов  красивой  плате. Так  не  похожей, на больничные  блоки  ракетного  бункера. И  никого  сейчас  вокруг. Только  где-то  слышен  детский  отдаленный  смех  и  гомон.

   Это  дверь. Дверь  была  полуоткрытой. Сюда  кто-то  заходил, пока  он  лежал, снова  отключившись  из  своего  сознания. Но  кто  он  не  знал. Он  еще  не  видел, но  тот, кто  заботился  о  нем, явно  хотел, чтобы  он  выздоровел.

   Алексей  оторвал  свою  русую  коротко  стриженую  голову  от  своих  рук  и  посмотрел  на  себя. Он  первым  делом  увидел  свои  ноги. Он  был  голый. Совершенно  голый. Без  всего. Без  какой-либо  вообще  одежды. Тело  было  чистым  и  чем-то  целиком  обработанным. Вероятно, это  была  дезинфекция. Необходимая  стерильная  обработка  больного. Именно  когда  он  был  в  отключке. Его  чем-то  отмыли  и  протерли. Всего и  целиком, от  головы  до  пяток  ног.

  Голые  ноги  и  голые  руки. Руки  с  кровавыми  синими  подтеками  под  кожей  у  сгиба  и  места  тоже  побаливали. Это  были  следы  от  стоящих  тут  же  капельниц  и  их  игл. Точно  такие  же, как  в  медотсеке  ракетного  бункера. У  врача  Шевелевой  Римы, второго  по  счету  врача  за  погибшим  биологом  и   ученым  бункера  Семенцовым  Палычем.