— Остров  Татышева. Знаешь  такой? – спросил  Белов  Андрей — Он  как  раз, почти  под  нами. Там  под  теми  пятью  мостами. Там, когда-то  стояли  спортивные  стадионы. И  вообще, были  городские  парки  отдыха  и спортплощадки.

  Белов  Андрей  отвернул  в  сторону  голову  и  произнес – Теперь  ничего  этого  уже  лет  двадцать  нет. Все  исчезло, словно  не  было. Доигрались  дяденьки  в  войну. Эта  водородная  мегатонная  ракета  разнесла  и  перепахала  и  перемолотила  здесь  все  в  радиактивную  пыль  и  стерла  тех, кто  тут  еще  все  помнил  и  жил. Две  тысячи  девятый  год, Алешка. Будь  он  проклят, этот  чертов  год. Если  бы  достать  сейчас  карту  местности, то  ты  бы  много  узнал  о  том  городе, который  тут  лет  двадцать  назад  стоял. Водородная  ракета  изменила  своим  ударом  даже  местность. Ударной  волной, вырвав  целые  котлованы  по  сторонам  от  самого  города. Это  уже  сам  Скайнет  отблагоустроил  все  здесь, где  теперь  нет  ничего, что  напоминало  бы  хоть  как  то  об  этой  местности. 

— А  вы, дядя  Андрей — произнес  Алексей – Вы  как  оказались  в  плену?

  Он  стал  его  так  называть  потому, что  так  захотел  сам  рассказчик  и  сосед  его  по  палате  Белов  Андрей. Он  запретил  ему  называть  себя  пленным. За  столько  лет, здесь  проведенных, это  слово  ему  осточертело. И  он  не  хотел, чтобы  Алексей  стал  звать  сейчас  и  здесь  в  больнице  блока  Х50  его  военнопленным, равно  как  и  себя. Он  также  не   захотел, чтобы  Алексей  стал  называть  его  по  званию, товарищ  полковник, как  все  пленные  в  блоке  Х19. Он  просто  так  захотел, потому, что  Алешка  как  он  сам  стал  его  звать, словно  родной  отец  и  Алексей  больше  походил  теперь  на  просто  мальчишку. И  тянул  скорее  на  сына. Молодого  двадцатилетнего  мальчишку, а  не  бойца  лесного  ракетного  сопротивления.