А Жорж…славный, с добродушным лицом, сильный духом человек, страдавший параличом ног, но никогда не выдававший даже взглядом, сколько унижения и боли испытывает каждый день, что сделал бы он? Наверняка, участливо бы спросил какую-то глупость вроде: «как ты?» или произнес бы что-то в духе: «тебе нужно больше отдыхать, ты сам на себя не похож!»

Главное, чтобы этого участия не слышал Луи – для него каждая минута дорога, он считает, что даже минута без дела, всякий отдых – преступление против революции.

Хорошо, что и ядовитый юноша и участливый соратник не видят его сейчас – очень хорошо!

Максимилиан иногда чувствует себя глубоким стариком, а ему тридцать пять лет. Этим вечером он сидит в старом, истертом уже давным-давно кресле и сутулится больше, чем обычно и даже в чертах его проступает ненавидимая усталость и ясно видны следы устойчивой бессонницы…

Что делать – этот апрель только входит в свои права, а уже измотал его полностью. И сейчас еще это…

Максимилиан, не удержавшись, бросает еще один взгляд на письмо, дрожащее в его пальцах: он уже знает его наизусть, но почему-то никак не может выпустить его из рук, как будто бы это – последняя ниточка, оборвешь которую и что-то рухнет, произойдет что-то, что, конечно, должно произойти, но как же не хочется… оттянуть бы.

Максимилиан снова и снова разглядывает письмо, крутит его в руках, складывает пополам и еще раз пополам, распрямляет, снова крутит – левый нижний уголок уже чуть-чуть измят, изломан, но письмо все равно остаётся в руках.