Потому что придется столкнуться со своими. Дворянство, родственники, другие монархи… как они примут его покорность воле народа? граф д’Артуа в этом прав.

            Впрочем, если не уступить, тоже придется столкнуться со своим же народом. Запах крови будет крепнуть.

            Как же мучительно он устал. И так, и эдак – жизни будут на ниточках, на таких тонких, что станут обрываться. И если бы он мог умереть за каждого из них, то умер, лишь бы жили обе стороны, жили в полном согласии.

            Но он только человек. Что бы там ни говорили, а Людовик чувствовал на себе это течение жизни, человеческое течение с небывалой прежде остротой. Ему снились кошмары, в которых он почему-то держал ответ перед всей страной, стоя на коленях в парижской грязи. Король вскакивал с криком…

            Потом научился владеть собою и только закусывал рукав ночной сорочки или уголок подушки и лежал вот так, пока не восстанавливалось привычное дыхание.

-Если мы уступим сегодня, — слова даются тяжело, но они логичны. Монарх должен думать не только о народе, но и о будущем, — завтра они потребуют еще…и дальше больше. Они станут ненасытны, понимаете вы это?

            Когда-то Людовик обращался к Жаку не иначе, как «Неккер, мой дорогой Неккер», а теперь он обезличивает его. как хотел бы обезличить себя.

-Если позволить двору аннулировать решение третьего сословия, объявившего себя Национальным собранием…