Они отказались подождать еще немного. Мы уже были на самом верху, на краешке триумфа. А они отказались подождать…
Испугались, что падут.
Твой друг, да. Ты не пожалел его. Я знаю, Максимилиан, как сильно ты горевал, когда тебе пришлось сделать это. Ты разоблачил Камиля и один только бог ведает, сколько струн оборвалось в твоем сердце! Но нет… я даже не верил, что ты дойдешь в этом обвинении до конца, а ты дошел! Дошел! Великий! Неподкупный!
Музыка, ах, какая музыка… я больше не услышу чудных арий нашего юного Сен-Жюста! Жаль. У него такой сильный голос. А подача – он похож на тебя, мой друг, мой соратник! Он также как ты не умеет колебаться и сомневаться и в подаче своей доходит до предела, не жалея голоса своего, но обладая при этом удивительно тонким чутьем.
Я знаю, что мой поступок ты бы назвал слабостью.
Я знаю, что ты не понял бы меня. Но я всегда был слаб. Среди вас уж точно. Я музыкант, которому выпал шанс сыграть немного в тени, в тени замечательного оркестра. И этим я горд, хоть не могу отделаться от мысли, что горд я напрасно, ведь это лишь тень, но все же…
Нет, нет, нет! к черту! Звук создается всеми. И нет в оркестре теней. Нет пустых и ненужных звуков. Вместе, каждый из нас, все мы – плели нашу мелодию. Она собиралась из песни смерти и гимна, из стали и взмаха летящего лезвия гильотины, из наших шуток, из шелеста бумаг и из колкости фраз.