-Папа! – Люсиль топнула маленькой ножкой. Она с трудом сдерживала слезы. Еще пару минут назад она светилась от счастья и ощущала себя настоящей женщиной, что вот-вот познает счастье супружеской жизни, а теперь была готова разреветься как маленькая девочка.

            Она все-таки разревелась. Громко кричала и даже разбила несколько тарелок, а в конце – лишилась чувств, не добившись, ровным счетом ничего, и как-то мгновенно обессилев.

            Слезы, уговоры не помогли. Клод-Этьен, как не рвалось его сердце от боли, все-таки не сумел заставить себя согласиться на этот проклятый брак.

            Мадам Ларидон-Дюплесси вышла к Камилю и, сама чуть не плача, выпроводила его прочь…

***

            Когда пала Бастилия, в народе заговорили со всех сторон о многих именах и новоявленных лидерах. Клод-Этьен не старался особенно подслушивать, но ему некуда было деться от имени, что тревожило его, и по-прежнему было с Люсиль.

            Камиль Демулен! О, как восхваляли его статьи и слова. Его цитировали, его переписывали и куда бы ни шел Клод-Этьен, он всюду натыкался на имя ненавистного выбора своей любимой дочери.

            Гремело по улицам, шумело по проулкам и закоулкам. Шелестели газеты, и листовки кто-то разбрасывал с пугающей услужливостью. Постоянно кто-то кого-то к чему-то призывал, где-то постоянно кто-то умирал, и речи разносились по площадям. И толпа радостно подхватывала эти речи и, изголодавшись по хлебу и крови, рвалась  к смерти, к погромам, к бунту.