Жорж Дантон (зевая). Так вот чего боится Камиль Демулен? Позорной телеги?  

Камиль Демулен. Нет. Признаюсь, я не хочу умирать: у меня есть перо и моя жена, у меня есть жизнь и наслаждение. Жизнь – она прекрасна, и я не хочу умирать, но если придет пора…нет, я боюсь даже не смерти.  

Жорж Дантон. Истории? Она обойдется с нами жестоко. Но, утешает, что она обойдется дурно со всеми.  

Камиль Демулен. Нет, я боюсь, что все, к чему я призываю сейчас – уйдет в пустоту.  

Жорж Дантон (делает еще глоток вина, жмурится от удовольствия). Милосердие, друг мой, к которому ты призываешь, это – слабость…для многих!  

Камиль Демулен хмурится, но не отвечает.  

Жорж Дантон. Да, слабость. Ты поддерживал много идей, это факт.  

Камиль Демулен (эхом). Факт.  

Жорж Дантон. От Мирабо до Робеспьера. И вот – ты следуешь за мной. Так?  

Камиль Демулен. Так.  

Жорж Дантон. Я – отец революции, друг мой. Все, чего ты боишься, напрасно. Робеспьер может казнить кого угодно, но не меня. Ни он, ни этот приблудный Сен-Жюст не посмеют меня тронуть!  

Камиль Демулен. Ты слишком плохо его знаешь. Я был его товарищем в лицее, я успел понять больше. Он не остановится. Они никогда не остановится.  

Жорж Дантон (в раздражении). Тогда зачем ТЫ пытаешься призвать его к милосердию? Зачем дразнишь его? Зачем все это? Ты призываешь его в своей газете к милосердию и к состраданию, называя…  

Камиль Демулен (перебивает, заикаясь). Почему? Потому что Милосердие – это тоже оружие! Победить врага – это доблесть, но добивать уже павшего – подлость. Добивать того, кто идет против – это абсолютное лицемерие, ничем не отличающееся от лицемерия короны! Все, во что мы верим, идет прахом, все наши слова идут прахом, если допустить мысль, одну только мысль…