Нет, между братьями царило уважение и мир, никаких ссор и вспышек ярости не было ни с одной, ни с другой стороны, но Робеспьер-старший по природе своей был человеком одиноким и лишний, даже самый преданный человек, родственник, иногда мешал ему…
Даже сидели они по-разному. Робеспьер в своем кресле сидел совершенно свободно и спокойно – это было его кресло, его место. Огюстен же, сидел ближе к Камилю и на самом краешке.
-Здравствуй, Луи, — Максимилиан редко повышал голос, но и в спокойном его тоне всегда было что-то угрожающее, — о какой правде или неправде речь?
-Марат мертв? – свистящим шепотом спросил Луи, приводя себя в нормальное состояние, только голос выдавал: как так? Как это возможно?
-Боюсь, что это так, — Максимилиан скорбно склонил голову.
-Но как?- Луи отказывался понимать это.
-Присядь, — предложил Камиль. Он чувствовал себя в доме Робеспьера свободнее, может быть, это от того, что знал его хозяина куда лучше? Или, может быть, от того, что Робеспьер приглашал его чаще…
Луи Антуан отличался ядовитостью в словах, но сейчас он странно растерял насмешки свои и покорно опустился в кресло.
-Некая Корде Шарлотта, дворянка, двадцати четырех лет отроду, — Робеспьер-старший сохранял ледяное спокойствие и хладнокровие в своем голосе, — прибыла в фиакре на улицу Кордельеров, 30, и попросила аудиенции у Марата…
И как наяву перед Сен-Жюстом предстала картина – фиакр, потрепанная и потрескавшаяся краска на двери дома номер тридцать по улице Кордельеров, где обитал Марат…
