Узнав о смерти Поэта, Николай 1 так написал поэтому поводу своему брату Михаилу: «Пушкин погиб, и, слава Богу, умер христианином.» Вот уж, действительно, чья бы корова мычала, а его б — молчала! Сам император умрёт, отнюдь, не по-христиански. Дореволюционные учебники истории факт самоубийства этого царя стыдливо замалчивали. Наверно, по инерции молчали о царском суициде и советские учебники. Более словоохотливыми, нежели историки, оказались поэты:

Я горестно люблю Сороковые годы.
Спокойно. Пушкин мертв. Жизнь, как шоссе, пряма.
Торчат шлагбаумы. И, камер-юнкер моды,
Брамбеус тратит блеск таланта и ума.
Одоевский дурит и варит элексиры.
Чай пьют чиновники с ванильным сухарем.
И доживают век Прелесты и Плениры,
Чьи моськи жирные хрипят вдесятером.
Что делать, Боже мой! Лампады богаделен –
И те едва чадят у замкнутых ворот.
Теснят Нахимова, и Лермонтов пристрелен,
И Достоевского взвели на эшафот.
Как поздним октябрем в душе буреет опаль
Листвы безжизненной, и моросит тоска…
Но будет, черт возьми, но грянет Севастополь
И подведет итог щепоткой мышьяка!
                                                                1949 г.
                                          (Георгий Шенгели)

  Если поглядеть на дату написания этого стихотворения, — невольно похолодеешь. 1949 год… Ещё смеются тараканьи усища — жив Отец Народов. Так какие сороковые годы имеются ввиду, чёрт возьми?! Века 19-го, 20-го или… У нас, в какой временной отрезок ни ткни, всё одно и то же.