Невольно подумаешь: мот? транжира?.. Но ведь проматываются по-разному; от сумы не зарекайся.
Отец Онегина не играл в карты, не шлялся по борделям, не кутил в ресторанах. Если бы хоть что-то было, — Пушкин бы написал. Вот только 3 бала ежегодно выглядят легкомысленным расточительством. Бал, как известно, — мероприятие дорогостоящее. Спрашивается, зачем он на все эти танцы-шманцы тратился? Для понтов, для удовлетворения тщеславия?..
Ю. Лотман пишет, что «бал был областью общественного представительства, формой социальной организации, одной из немногих форм дозволенного в России той поры коллективного быта».
Фонвизин как-то спросил на балу Екатерину Вторую:
— Отчего у нас не стыдно не делать ничего?
— В обществе жить не есть «не делать ничего», — последовал строгий ответ Императрицы.
Поэтому, хочешь быть своим в определённых кругах, — изволь соответствовать. Непосещающий балов рано или поздно становился изгоем в глазах и устах Высшего света. Может, Онегин-старший сам по себе не боялся прослыть «опаснейшим чудаком», но ему нужно было выводить в свет Женьку.
Обучать бальным танцам и этикету ребёнка из дворянской семьи начинали уже с 5-6-летнего возраста. Организовывались, так называемые, детские балы — утренники. И чуть обученных детишек вывозили именно на них. Там ребёнок, как бы сейчас сказали, получал первый опыт социализации. Там он совершенствовался в умении танцевать и хорошо держаться, веселился, общался со своими сверстниками. Там у него завязывались первые знакомства, складывался свой круг друзей — связи, которые пригодятся в дальнейшем. Подростка родные могли взять и на более серьёзное собрание.
Понятно, что на каждый такой выход надо одеться, обуться, причесаться. А это деньги, деньги, деньги… Более того, по правилам хорошего тона, если ты посещаешь балы в чужих домах, то изволь дать и в своём собственном. Поэтому отец Евгения ежегодно эти проклятые три бала просто вынужден был давать! Как и вынужден был полностью содержать сидящего на шее сынка-сибарита.
Впрочем, нет. Сынка мог бы и прогнать с шеи. Мол, поди-ка послужи! Однако с шеи — не прогнал, на службу — не отправил. Оплачивал сынку отдельную квартиру, заграничные шмотки, парфюмерию и прихотливые обеды из своего кармана. И то, что бедный папик «промотался наконец», — вполне естественно.
Мне Онегин-старший представляется человеком мягким, добросердечным и, в какой-то степени, безвольным. У таких людей деньги, как правило, не задерживаются…
С его сыном природа кинулась в другую крайность. Евгений, как известно, начитавшись Адама Смита, «был глубокий эконом».