Вот Минкин пишет: «Кто сегодня пожертвует счастьем, любовью, жизнью ради какого-то обряда трёхлетней давности, о котором кроме тебя никто не знает.» Как «никто не знает», Александр Викторович?! При любом храме были церковно-приходские, метрические книги. В них скрупулёзно записывались все обряды, которые когда-то с кем-то в данном храме совершались. Фиксировалось всё: крещение, венчание, отпевание, соборование и пр. Вся документация копировалась и отправлялась в Синод.

  Это в наши дни, если обвенчаться и не трепаться о совершённом обряде на каждом углу, — никто не узнает. Потому что у нас церковь отделена от государства, хоть попы сейчас и стараются пролезть в структуры власти. А тогда церковь и власть сплетались в теснейшем симбиозе. Любой брак, заключённый официально, был браком церковным. Поэтому развод был практически невозможен. А двоежёнство считалось разновидностью греха прелюбодеяния и каралось довольно-таки сурово.

  Брак, заключённый второй раз при наличии в живых супруги или супруга от первого, считался недействительным. Как следствие, двоежёнец не имел никаких юридических прав ни на имущество второй жены, ни на неё саму. Вот и женишься после этого на богатой невесте! Более того, можно было лишиться права вступать в брак вообще. Помрёт твоя вторая половина от первого брака — будешь до конца жизни куковать один.

  Кроме проколов в правах, двоежёнство наказывалось крупным денежным штрафом. Сумма оного иногда доходила до 10 тысяч рублей. Если вспомнить, Раневская укатила обратно к любовнику в Париж, взяв тысяч 15. А на 1,5 тысяч можно было купить маленькое имение: дом, парк, пруд…