Конечно, порядки в летнем лагере были намного вольнее, чем в городских казармах. Рядом и простые поселяночки, и столичные дворянки-дачницы, и гризетки, выехавшие на пленэр. Те же Катрин Гончарова и Маша Барятинская отдыхали, что ни есть, под боком. Видимо, находясь в лагере, Дантес и подхватил заразу. Ну а осенью вирус, растворённый в крови, начал потихоньку давать знать о себе…

  Жорж начал снова преследовать Натали Пушкину. Теперь он уже был наглее и настырнее, чем зимой, в начале 1836 года. Так 17 октября, в доме Веры Вяземской состоялось очередное объяснение Дантеса с Натальей Николаевной. Жорж умолял отдаться ему, Натали опять осталась непреклонна. Как утверждает барон Лотер: при этом влюблённые плакали.

Барон Лотер де Геккерн Дантес

  Вообще, барону Лотеру хорошо бы писать сценарии к мексиканским сериалам. Но у нас не Мексика, — рыдая на улице в октябре месяце, можно и простудиться. Как бы там ни было, с 20-го по 27-е октября Дантес лежит больной. Но даже будучи больным, Жорж не унимается. Он строчит письмо Геккерну, где просит переговорить с Натали.

  Письмо это подробно разбирает в своей книге Фридкин, Поэтому я его касаться не хочу. Но там внизу есть интересная приписка. «Прости за бессвязность этой записки, но поверь, я потерял голову, она горит, точно в огне, и мне дьявольски скверно, но, если тебе недостаточно сведений, будь милостив, загляни в казарму перед поездкой к Лерхенфельдам, ты найдешь меня у Бетанкура [сослуживец — Н. С.].» Здесь жирным курсивом я бы выделила слова «она [голова — Н. С.] горит, точно в огне, и мне дьявольски скверно».