Тут уж его самого хочется спросить:
— Александр Викторович, а Стерн что, предсказал травлю светским обществом именно Пушкина? Он что, был с Пушкиным знаком лично? Если, по Вашему мнению, текст, написанный Стерном, — предсказание относительно Пушкина, то что это было: волевой сознательный акт или невольная случайность?

  Волевым сознательным актом это не было и быть не могло, потому что Стерн с Пушкиным нигде никогда не пересекался. Но тогда, выходит, предсказание Стерна — невольная случайность. И сам Стерн (христианин, протестанский священник) сидел как пифия где-то на треножнике, обкуренный наркотическим дымом, и бормотал бессвязные слова. А его помощники-секретари, точно авгуры-толкователи, это бормотание записывали. Забавная картинка? Вот до какой несусветной чуши можно договориться, если рассуждать о предсказаниях в Вашей — минкин-сановской — манере! А вывод тут один: отрывок из романа Стерна предсказанием не является.

   Предсказание делается о конкретном человеке, и в нём присутствуют факты, касающиеся именно этого человека. Кудесник предсказывает именно князю Олегу: «Твой щит — на вратах Цареграда.» Речь идёт о конкретном князе и конкретном городе. «Но примешь ты смерть от коня своего!..» — опять-таки речь идёт о смерти именно князя Олега. Виновником смерти как-то станет именно его любимый конь — вот этот самый, на котором князь Олег сидит избоченясь перед кудесником.